Цель работы: сохранить воспоминания участников битвы, показать смелость и мужество участников грозных событий, вызвать интерес к истории родного края, желание его изучать.

-

К 70-летию Сталинградской битвы я в составе отряда волонтёров работала над созданием книги Памяти. В неё вошли воспоминания 13 оставшихся в живых участников Сталинградской битвы.

Вот что я узнала о боевом пути Осьмакова Николая Петровича: «Война застала меня в Николаевске, где, собственно говоря, я и жил, правда, работал с детства на плантации в колхозе Путь Ильича. И вот в один из рабочих дней к нам наведался в самый разгар работы бригадир с новостью о том, что началась уж война. Но, что интересно, прозвучавшее, нас  нисколечко не затронуло, и винить в том никого уж не стоит, ибо молодость на то и молодость, чтобы отличаться от всего своей легкостью и приличной неопытностью. Мне было на тот момент семнадцать, и я, как и мои товарищи, мало, что понимали в этой жизни, но как сложились обстоятельства,  с юностью нам пришлось распрощаться в один миг. Но тут ж ничего не поделаешь…

Немец тем временем надвигался со скоростью света, а нас, местную молодежь, собрали да и отправили в Красный Яр, вмещающийся ныне в состав  Жирновского района и стоящий на реке Медведице. Произошло то в самый разгар зимы сорок первого, когда стоял ужасный  мороз, да и такой силы, что и в правде словами не описать. Но приказ был отдан, и его, несмотря на свои собственные желания, нужно было исполнять. Совсем  не жалуясь, мы  каким-то странным образом оказались вскоре в каком-то странном городишке, что был расположен за селом, имени которого я уж и не помню. Работать нам предстояло на возвышенности, где по указанию мы делали огневые точки, но правда, проделывать такую работу было почти невозможно. И хоть инвентарём нас обеспечивали как могли, сама земля ни в какую не хотела идти нам на уступки, и тому поспособствовала в частности погода. Как уже и говорилось, стояли страшные морозы, ни на минуту  не прекращавшиеся, отчего почва промёрзла на приличную глубину и ни в какую не хотела идти нам на уступки. От ударов кирок, в нас летели холодные комья земли, ветер ревел в ушах, и многие просто сбежали, не выдержав подобных условий. Стойких осталось  не так уж и много, был я и несколько моих товарищей, которых-то по пальцам буквально можно было пересчитать, и этот фактор можно было объяснить лишь тем, что мы сами были по себе закаленными, ибо сельская жизнь была и является хорошей школой самостоятельности и неприхотливости. Честно сказать, от нашего стремления и физической силы вместе было толку не так уж и много, отчего всё время затраченное на данную «миссию», было всего-навсего пустым. Но мы ни о чём не жалели, тем более, что вскоре нам подвернулась более выгодная работёнка.

Как сейчас вижу, что правый берег Медведицы был весьма и весьма обрывист и пришла нам тогда мысль сделать его чуть покруче, чтобы вражеские танки не смогли пройти нашу преграду. Последнее мы выполнили, и как только работа эта наша была завершена, нас сразу же отправили домой, и по прибытию туда меня неожиданно вызвали в военкомат. Первая моя реакция была конечно удивлением, ибо я и представления не мог иметь, зачем я там мог понадобиться, единственное что тревожило мой ум, так это ещё странный страх, по поводу того, что я мог где-то допустить непростительную ошибку. Как оказалось, меня затребовали в роли работника в Линейном участке связи, где магистраль проходила между Волгоградом и Саратовом, а сама связь доходила до самой столицы. Деваться было некуда, и уже 15 февраля я официально числился там работником до скоро наступившей весны.

Но ране был такой эпизод, который и доныне теребит мою душу своей явственностью, с которой я вижу. То было время между началом и вторым годом войны, когда в моём отчем доме проживал московский хирург средних лет Михаил Михайлович Алексеев,что являясь беженцем из столицы, прибыл к нам со своей молодой женой и маленькой дочуркой. И всё бы ничего, если бы тот не был председателем приёмной комиссии на фронт, отчего людей в нашем доме было пруд пруди, ибо в бой никто особо не рвался-то, честно говоря. Многие старались, хоть чем-то его подкупить, чтобы получить освобождение от службы. И вот, насмотрясь вдоволь на эту картину, я понял, что никогда бы не поступил бы так, ибо всё это не по чести, да и вообще, кому если не мне защищать Родину, раз так получается?!

Случай изменить своё положение представился только в августе сорок второго, когда мой брат вернулся с фронта, где ранее служил разведчиком в танковых войсках, да не с пустыми руками, а с орденом Красного знамени. В то время как раз его служба протекала близ Саратова, и потому его отпустили на побывку, длинною на десять суток в свой отчей край. Он прибыл сразу из военкомата с повесткой для меня… И впервые чувство непередаваемой радости посетило меня за это долгое время! Я был безумно счастлив, что теперь-то, наконец, смогу выполнить свой долг перед отечеством, его не посрамя. Именно в то период как раз и намечался кровопролитный бой под Сталинградом, сердце моё горело, а душа так и рвалась отомстить за тех неизвестных, что полегли, того не желая.

В сводках новостей говорилось к тому времени только о том, что немцы подошли к Сталинграду, и я, находясь в большом порыве, только и грезил как попаду в бой. Но председатель комиссии, он же «Мих Мих», ни как не хотел отпускать меня на фронт, по большей части переживая за меня, но я не воспринимал тогда его заботы. Я не стремился отлынивать от долга своему отечеству, исполненный чувством стыда перед односельчанами и внутренним порывом патриотизма. Я не боялся за жизнь, да и к чему это было?! «Убьют и убьют», рассуждал тогда я самоотверженно, ибо боялся за судьбу России в целом, чем за собственное благополучие. К счастью, я добился своего и очутился на фронте.

Я работал не покладая рук в той стрелковой части, куда меня направили, где учили стрельбе из снайперских орудий  на протяжении целого месяца. По прошествии срока в один прекрасный день, когда мы отдыхали на займище, к нам подошёл с иголочки одетый старший лейтенант. Он молвил: «Ребята, собирайтесь, за вами приехал покупатель!» И как сейчас вижу во что тот был облачён: на нём висели ордена, поблескивающие при ясном луче света, высокого роста молодой человек, что казалось не смогла коснуться его та война, побоялась той неподступной роскоши. Что помню, то тот не стремился заставить нас пойти отправиться на фронт без должного желания, ибо на дезертиров и так было не отмахнуться. Добровольцев было много, и я был в том числе, помимо одного парня, что вызвался рисовать стенгазеты вместо работы в кровопролитном бое. Вы даже не представляете, на сколько сердце было моё полно неисправимого презрения к этому индивиду, что страшился за собственную шкуру, не помышляя, что там за горизонтом гибнут невинные. Но я, как бы то не было печально не мог ему навязать собственную волю.

Днём и ночью мы наблюдали, как по дороге шли войска в Сталинград. Мы постоянно удивлялись, но как же столько людей помещалось в этом городе.

В один из дней мы направились к берегу реки Волги. Пришли поздней ночью, нас сразу пересчитали и переписали. Я попал в 326 армейский инженерный батальон. В первый же день повар попросил меня и ещё одного солдата принести воды из Волги. Уже вечерело, бомбёжки не было, и подходя к реке, мы сначала удивились, да что вода и прилегающий к ней берег такие чёрные. Когда же мы подошли ближе, мы просто остолбенели от ужаса, оказывается берег и Волга были просто устланы трупами солдат, офицеров. Чтобы набрать ведро воды, нужно было раздвигать тела погибших. Картина была страшная от ужаса количества погибших. Воды мы так и не смогли набрать, за что повар нас сильно ругал. Он тут же пошёл к реке и принёс два ведра.

Каждый день к нам приходили машины с боеприпасами, продуктами, а мы таскали их на лодки и переправляли на другой берег. Когда на реке появился лёд, нас отправили в Красную слободу. Там мы стали сбивать щиты, на случай, когда волга станет, переправляться на них на другой берег. Как только наша работа закончилась, нас отправили на Мамаев курган. Нам выдали автоматы и маскхалаты. По-пластунски мы поднялись на вершину, по лестнице спустились внутрь кургана к водохранилищу. Мы заметили снайпера, который сидел и очень часто стрелял. Нам определили амбразуру, которую мы должны были пробить. А сделана она была из железных прутьев, залитых бетоном. Пока стреляли, все оглохли, внутри было сильное эхо, и до сих пор слух в полной мере так и не восстановился.

Свои атаки немцы делали рано утром. Шли ровным строем. Снайпер первые ряды отстреливал, они падали, а другие, несмотря на сугробы, продолжали идти. Часто приходилось воевать в рукопашную, если немец подходил слишком близко.

Однажды был случай, когда я стоял на верху и по лестнице в белом полушубке поднимается молодой офицер. Я ещё удивился, почему он так смело идёт в полный рост, ведь снайпер немецкий не дремлет и стреляет постоянно. Он только поднялся, как вдруг выстрелил ему прямо в голову, сразу выбило мозги и офицер упал вниз по лестнице. Внизу под нами был штаб, там лежали тела погибших, почему-то, долгое время их не увозили. Но мы старались не обращать на это внимание, так как строя сооружения защитные, мы работали днём и ночью.

Постепенно мы привыкли к обстановке, в которой мы находились. Постоянные взрывы, смерть. Мы были готовы умереть за Родину в любую минуту.

Недалеко от нас находился блиндаж. Немцы его заняли. Мы видели их танки, колючую проволоку, всё вокруг было заминировано и фашисты оттуда стреляли по нашим позициям. Блиндаж был расположен на очень удобном месте, и немцы, просто сметали нас с лица земли. Этот блиндаж нужно было срочно уничтожить. Нам приказали делать подкоп к нему. Привезли наволочки, лопаты сапёрские были всегда при нас. Один копает, а другой собирает землю в наволочку и выносит, рассыпая по траншее. Коленки были протёрты до дыр, так как копали на согнутых ногах. Работали мы, как муравьи, очень сильно измучались. Через несколько дней мы дошли до немецкого блиндажа. Ночью по всей длине выставили ящики и взорвали. После взрыва по выкопанной траншее брать блиндаж сразу пошла группа подготовленных солдат. Немцам взрывом завалило вход, и наши солдаты взяли в плен 12 немецких офицеров.

Работа наша была тяжёлая, но выполняли мы её каждый день и добросовестно, так как от нашей работы зависела безопасность советских солдат. Закончив рыть один окоп, траншею, блиндаж, или сооружать защитные сооружения, наш командир получал новое задание, и мы на него тут же отправлялись. Ещё мы обязательно должны были знать пароль и на каждом посту его по требованию называли.

Однажды, попав под бомбёжку, рядом со мной ранило солдата. Осколком ему раздробило колено. Он стал истекать кровью, как мог я перевязал ему рану и потащил на Мясокомбинат, где был небольшой дом, в котором располагался госпиталь. Когда я открыл входную дверь, я пришёл в ужас. Внутри комнаты были переполнены раненными, стоял ужасный стон. Врачи тут же оперировали, оказывали первую необходимую помощь. Медсестра мне сказала, что каждую ночь приезжала машина и забирала раненных, но вот уже третий день никто не приезжал, поэтому так много раненных.

Затем защитив высоту, наш полк отправился к центру Сталинграда. Нам приходилось идти медленно, там немцы всё заминировали. Вокруг всё было взорвано, трамвайные пути перевёрнуты. Периодически в землянках уничтожали спрятавшихся немцев, которые уже приготовились к зимовке.»

Вот так Николай Петрович прошёл свою Сталинградскую битву. Сейчас он говорит, что Сталинградскую битву можно было сравнить с бойней. Всё вокруг горит, взрывается, кругом было всё завалено трупами. Очень страшно и жутко. После освобождения Сталинграда приходилось взрывать целые котлованы, в которые хоронили погибших солдат.

После войны ветеран более 30-ти лет трудился на благо Николаевского района.

В результате встреч с ветераном мы создали очерк о его боевом пути, также записаны воспоминания ещё 12 участников битвы. К сожалению на сегодняшний день четверо из них уже умерли. Но их рассказы сохранены и будут памятью их подвигам.

-