Два года назад наша большая семья переехала в хутор Безымянка. Это родина моей мамы Ирины Александровны Майбороды (Берлименко). Она уехала из этих мест в пятнадцать лет, чтобы поступить в педучилище. Уехала одна, а вернулась  с мужем и четырьмя детьми. Я иногда приезжала сюда к прабабушке Вершининой Анастасии Федоровне. Бабушка Настя   (потомственная казачка, староверка) много рассказывала об истории и традициях этих мест, о соседях, своих подругах. Я часто слышала такие слова: «Да они калинковские», но тогда не обращала на них никакого внимания. А через два месяца после нашего приезда заболели мои братья – двойняшки пятилетние Егор и Ваня, и соседка тетя Галя передала через забор букет зверобоя, ромашки, мяты, душицы и сказала: «Заваривайте да пейте, трава чистая, калинковская, поможет от кашля». «Почему калинковская?», - спросила я. «Да хутор такой был Калинкин, я в нем родилась в 1959 году. Сейчас уж его нет. Пустошь одна». Спросила в школе у одноклассников про это место, они недоуменно пожимали плечами. И тогда я решила как можно больше узнать об этом таинственном хуторе. С этого началась моя исследовательская работа.

Продолжительность: июнь 2011 – ноябрь 2013г.г.

Объект исследования: х. Калинкин, окружающая его природа.

Цель: привлечь внимание школьников и дошкольников к историческим местам родного края, найти и систематизировать материал о хуторе Калинкин и его жителях, проследить изменения в природе, окружающей хутор.

Задачи: сбор информации о хуторе через опрос населения; изучение личных архивов жителей; экскурсии на место, где находился хутор с привлечением бывших жителей.

Актуальность темы

Историю родных мест не знают не только дошкольники и школьники, но и взрослые люди. Эта тема пробуждает интерес к изучению своего края, его прошлому, заставляет смотреть на живущих рядом людей по- другому: с интересом и уважением, закладывает нравственность и духовность в подрастающем поколении, умение любить и беречь природу, чувствовать принадлежность к малой родине.

Исследование основано на рассказах бывших жителей хутора и их документах из домашних архивов.

Первый раз я попала в Калинкин в конце сентября 2011 года по приглашению Кузнецовой Галины Александровны съездить за грибами. Мы вошли в сосновый бор со стороны Фетисова. Калинковские сосны посажены уже после распада хутора  в начале семидесятых годов. Воздух был таким ароматным, что закружилась голова. Двойняшкам рассказала о фитонцидах, которые выделяют деревья. Из грибов чаще всего попадались маслята, изредка боровики. Попросила тетю Галю показать Калинкин. Медленно пошли вниз по песчаной дороге. Метров в 50 от леса, по обе стороны дороги, стояли  пожелтевшие клены и еще зеленые вязы. Дорогу преградил завал из старых сухих деревьев. Братишки смело стали форсировать преграду, а мы обошли ее, пробираясь через кагальник и репейник. Настроение было отличное. Все веселились, освобождая себя от колючек. Когда вышли на дорогу, то впереди была песчаная холмистая местность с редкими деревьями. «Вот перед тобой, Надя, мой родной Калинкин», - грустно сказала моя попутчица. Братишки притихли, я не знала, что сказать, потому что не увидела ничего из того, что ожидала увидеть. Молча повернули назад и пошли напролом по завалу. Это было мое первое посещение распавшегося хутора.

Зимой 2011 – 2012г.г. я начала расспрашивать местных жителей  о хуторе. По крупицам узнавала что – то новое, записывала в дневник. Обратилась к главе Безымянского сельского поселения, Юрий Степанович Голов  назвал некоторых бывших жителей хутора Калинкин. Я позвонила в Михайловский краеведческий музей, надеясь там получить информацию. Ответ был такой: «О хуторах у нас сведений нет».

Весь 2012 год я посещала бывших жителей Калинкина. Первой в списке была Раиса Михайловна Цыкункова(1931 г.р.). В семье было трое детей, Рая  - старшая, воспитывала всех одна мама. Бабушка Рая живет в Безымянке с 1962 года, ненадолго уезжала жить в Серафимовический район, год назад вернулась в свой дом. Проживает на улице Заречной вместе с дочкой – пенсионеркой. Условия проживания очень хорошие. В доме все удобства. О своей калинкинской жизни рассказывает с юмором, но когда разговор зашел о войне, то заплакала, но тут же засмеялась, вспомнив такую историю: «Осенью 1942 года в нашем доме был штаб. В горнице командиры находились, а в первой комнате девчонки – машинистки работали, мы, детвора, на печках сидели. Началась бомбежка, нас с печки как ветром сдуло под кровать, машинистки за нами. Командир кричит: « Бегом в погреб!» Да нас разве вытащишь! Солдата за яйцами посылали в курятник, а он как вбежал, так с этими яйцами к нам под кровать. Лежим там кучей  малой, да еще все в яйцах. Страх прошел, давай хохотать. Бабушка с дальнего огорода бежала и в горницу под образа, начала молиться. Бог миловал. Пойдем, внучка, я тебе стол штабной покажу, за кухней стоит, колченогий, но еще служит: мы на нем капусту режем».

С Заречной на центральную улицу я пошла по подвисному мосту через речку Безымянка. Место безлюдное, но очень красивое, на пути стоит столетний серебристый тополь, вокруг цветущая пижма да старые, покосившиеся плетни. Когда – то на этом месте стояла мельница: сюда ездили калинковцы молоть зерно.

Быстрова (Симонова) Евгения Викторовна родилась в Калинкине в 1930 году. В семье было 5 детей. Отец как ушел на войну в 1943, так и не вернулся. Женя была единственной дочкой. Бабушка Женя очень болеет, по комнате почти не передвигается, но на слова быстрая, очень эмоциональная. Муж, участник Великой Отечественной войны Быстров Николай, умер 20 лет назад, сам был из хутора Сухов. Познакомились после войны, когда по делам колхоза приезжал в Калинкин. Дочь Евгении Ивановны, Надежда Николаевна Горшкова (1951 г.р.), замуж вышла за саратовского казака, который служил в Латвии, в Латвию и уехали после свадьбы, там и проживала до 2012года, но сейчас переехала к матери, чтобы за ней ухаживать. Сын Николай умер три года назад, остался от него «непутевый внук, за которого вся душа изболелась». Родственников в Безымянке много, навещают, скучать не дают. От Евгении Викторовны я впервые услышала о «калинкинской могилке» - могиле погибшего в 1942 году лейтенанта Юрина Сергея Ивановича.  Вот что рассказала Быстрова Евгения Николаевна: «В 12 лет пошла работать в поле, собирала черепашку, затем перевели на сеялку, прицепщицей. Тяжелое было время – шла война. Трактористкой была Дронова Анна Елизаровна, добрая женщина. Присесть на сеялке было некуда, работала стоя: выбивала молотком из колеса забившуюся грязь. Работали в две смены: неделю в день, неделю в ночь. Жили здесь же на поле, на станах. Одежонка –то была плохонькая, замерзали люди. А мне повезло: у меня было длинное теплое пальто. Отец перед войной купил, когда ездил в Москву за породистыми овцами для колхоза. Как сейчас помню это пальто: клетчатое, с цигейковым воротником.  Кроме него мне одеть было нечего. Однажды в сильный ветер край пальто попал в сеялку, и меня стало закручивать. Испугалась, но молчу, боюсь, что отругают, мы ж тогда все забитые были. Читаю «Отче наш», молю Бога о помощи. И надо же: обернулась Анна Елизаровна. Зубилом и молотком отрубили край пальто, отправили в хутор мою одежду на ремонт. Сама работала дня три в чем придется, кто что даст. А мама пришила кусок фуфайки к клетчатому пальто, так я и щеголяла до конца сороковых. Питались в войну желудями, свеклой, колунами (тыквой). Лакомством был фаршированный колун. Наберем яблок – дичков, насушим, разотрем в муку,  засыпем в колун – и в печку. Вкуснее ничего не ела! Два года назад возила меня дочь к зубному врачу, а он и говорит: «Бабушка, да у вас зубы – то хорошие». А я ему: «Поел бы ты, сынок, столько желудков, сколько я их поела». А до войны мама испечет хлеб, мы корки чесноком натрем, да в левады играть».

Ивина (Голова) Анна Григорьевна (1928 г.р.). К сожалению, Анна Григорьевна уже путает даты и события, и мне не удалось узнать у нее что – то конкретное. Живет одна в однокомнатной квартире двухэтажного дома. Тяжело ей, болеет. Иногда к ней приезжает племянница из города Фролова. Из бесед с ее подругами я узнала, что в молодости была очень боевая, с яркими рыжими волосами. Женихи проходу не давали. Семья Анны Григорьевны жила около ольхового лесочка, на берегу озера, это озеро так и называли: Голов – озеро. После войны, в пятидесятых годах, держали пасеку. Она была единственной в хуторе. Калинковские бабушки зовут Анну Григорьевну «Нюркой». Объясняют это тем, что в хуторе всех женщин, которые носили имя «Анна» звали Нюрами, а вот в Безымянке – Нюсями. Кстати, у всех жителей Калинкина были прозвища. С этими прозвищами они и переехали в Безымянку. На улице Заречной живет третье поколение Тарбанов, настоящая фамилия Головы. Прозвище заслужили за быстрый, громкий разговор и скандальный характер.

Мы с Галиной Валентиновной подходим к дому по улице Советской. Небольшой флигель, обшитый старыми потемневшими досками. Этот дом был построен в Калинкине в 1954 году, перетянули его в Безымянку в 1965 г. В нем жил участник Великой Отечественной войны Быстров Василий Ефимович (1914 – 1991). Встретила нас Антонина Васильевна Бутузова (1957), дочь Василия Ефимовича. О своей жизни в Калинкине помнит плохо. Рассказала, что в первый класс уже в Безымянку ходила. В семье Василия Ефимовича и Екатерины Федоровны Быстровых было 8 детей: 7 мальчиков и одна девочка. Четверо из них живут в Безымянке, остальных судьба разбросала в Узбекистан, Калмыкию, Сибирь. Антонина Васильевна разрешила нам познакомиться с семейным архивом - «с дедовой сумкой». Это была небольшая, уже потертая  сумка из коричневого дермантина, возможно, сохранившаяся с войны. Неделю мы  работали с архивом. С трепетом развернули пожелтевшую бумажку: характеристика на лейтенанта мотострелкового полка Быстрова Василия Ефимовича, датированная 1944 годом. А в потайном кармане лежала старая поминальная книжица, на бронзовой обложке с трудом разглядели дату: 1914 год. « Семья мамы была  верующая, мама много молилась, потаясь от отца, он ведь коммунистом был. Мы все крещеные. Крестили нас в станице Арчединской, там церковь была, в Безымянке – то храм разрушили в тридцатые годы».  Антонина Васильевна достала из – за иконки потертый листочек в клетку: «Вот молитва, благословление на супружескую жизнь, карандашом написана, маминой рукой. Да вы сходите к моим братьям, они постарше, побольше знают».

Быстров Николай Васильевич (1938г.р.) рассказал, что его отец был военным, перед войной служил в Узбекистане, оттуда и попал на фронт. Екатерина Федоровна с двумя старшими сыновьями приехала на родину, в Калинкин, в 1946 году, чуть позже возвратился с войны Василий Ефимович.  Здесь в семье родились еще шестеро детей. Последыш – Быстров Сергей Васильевич (1957 г.р.). Николай Васильевич рассказал, что в хуторе была начальная школа, которую он и посещал. Семилетнее образование получил в Безымянской средней школе, после чего переехал к старшему брату в Калмыкию. Каждый год приезжал на родину. В 1963 году помогал отцу перетаскивать дом в хутор Безымянка. Вспоминает, что в конце сороковых в Калинкине был детский сад, который посещали младшие дети. С теплотой вспоминает бывших жителей хутора: «После войны ходили разутые – раздетые, полуголодные, но воровства не было. Дома не запирались. Выживали на картошке. Земля хорошая, плодородная. Урожаи были высокие, да и жук колорадский к нам еще не пришел. Проблема была: грунтовые воды были близкие, погреба глубокого не выроешь. Нас – то это не касалось, мы на бугре жили. Так казаки приспособились осенью на бугре ямы рыть, плетнем обвязывать да картошку туда на зиму спускать. А ранней весной ямы отрывали, вот – то все радовались: картошка как свежая была. Отец  в поле работал. Маме от нашего кагала нельзя было оторваться, с утра до ночи у печки стояла, готовила еду. А трудодни надо было зарабатывать, так мы, ребятишки, скот колхозный за нее пасли. Был у нас один казак, Данилич. Так он в колхозе отработает и ходит по домам батрачит. Никто и не помнил его фамилии: Данилич да Данилич. Так казак этот такие красивые плетни плел! А подрабатывал за пирожки, чтобы семью прокормить. На бугре жили три семьи: Головы, Быстровы и Данилич со своими. Все многодетные, в каждой семье по 7 -8 ребятишек. Страна поднималась после войны тяжело, крестьян обложили большими налогами. Помню, что надо было сдать в кооперацию 200 литров молока, 5кг шерсти, 200 яиц. Если не сдашь, то оштрафуют. Нет во дворе хозяйства, так покупай, но сдавай. Председатель колхоза «Красная заря» Тазов Тимофей Федорович жил в Калинкине, правление же находилось  в Фетисове. Уважаемый в хуторе человек, коммунист, отличался большой справедливостью».

Быстров Виктор Васильевич (1952г.р.) «Мать говорила, что до войны в хуторе было 80 дворов. В войну многие уехали, потому что Калинкин бомбили. Перед распадом осталось 30. В хуторе воды было много, два больших озера на разных краях и одно маленькое у колхозного двора. Карасей ловили ведрами. После разлива Медведицы оставались маленькие озерки, которые летом пересыхали, так мы мальков переносили в наши озера». Виктор Васильевич любезно согласился быть нашим гидом. Мы заехали в Калинкин со стороны хутора Безымянка и попали на дорогу, которая шла по бывшей центральной улице. Остановились. По хутору паслось стадо коров. Наш сопровождающий стал показывать, где стояли дома жителей. На месте дома Данилича лежал откормленный бычок, он недовольно повернул голову в нашу сторону, и мы ретировались. Виктор Васильевич стал переходить от одного холма к другому: «Вот место, где был колодец, а здесь, у ворот, стоял огромный тополь, один пенек от него остался». На некоторых холмах - местах, где стояли дома, -были вырыты неглубокие, узкие ямы. «Это копатели с металлоискателями здесь промышляют», - услышали мы пояснение. «Что же они ищут?», - « В старые времена казаки при постройке куреня под углы деньги клали. Я однажды подъехал к этим людям, так они похвалились добычей: серебряными монетами 19 века. Один из кармана иконку старую вытащил, бронзовую». «Почему от домов ничего не осталось?», - «Так их перевезли. Кто переезжал в Раковку, Фролово, Сухов, разбирали  дома на бревна, а кто в Безымянку, Абрамов, перевозили целиком, только печки ломали. Подлаживали вниз сваи дубовые и на тракторах по песку тянули. У дома Симонова Федора Михайловича при перевозке даже глина не отвалилась, а вот дом его двоюродной  бабушки  застрял в песках, стоял посреди поля 3 дня, пришлось тягачи просить у газовиков. В Калинкине три семьи Симоновых жили, люди работящие, держали много скотины, помню у бабушки Феклы, она жила около пруда, блины были с маслицем, вкуснючие. Пойдем, покажу, где это место». Шли довольно долго, пробираясь через поросли диких яблонь. Остановились на небольшом холме, ничего не напоминало о том, что когда  - то здесь стоял большой дом. А ведь его перевезли в 1969 году. «Перед вами Симоновское озеро, еще десять лет назад я здесь ловил карасей и сюда стадо на водопой пригонял пастух», - сказал Виктор Васильевич. Я не могу передать интонацию его голоса, в ней присутствовали печаль, злость, сожаление. Может быть, он вспомнил свое детство, и ему было больно смотреть на эти заброшенные человеком места. Мне показалось, что Виктор Васильевич испытывает чувство вины перед озером, которого больше нет. От озера осталась впадина диаметром  50 – 60 метров. На дне этой впадины лежало несколько шин. «Эти колеса находятся на местах, где родники били, Юрий Степанович Голов лет пять назад пытался очистить родники, но их опять затянуло, последние годы страшная засуха была». Вокруг бывшего озера стояли огромные старые вербы, верхушки которых начали засыхать, но я заметила несколько молодых побегов, идущих от старых ветвей. Стволы этих деревьев невозможно обхватить, они вызывали сказочные ассоциации, как будто были хранителями этих безлюдных мест, а мы - непрошеными гостями.  Виктор Васильевич предложил пройти к Голов – озеру. Шли по песчаным холмам минут двадцать и вышли на дорогу. «Эту дорогу мы называли закутошной, она являлась ответвлением центральной дороги и вела к нескольким домам и ольхам. До Безымянки она тоже шла, только по хворостам. Ольховый лес стоял в низине, признаков, что здесь было озеро, я никаких не увидела: по лесу росла высокая трава, деревья были молодые и росли рядами, как будто их посадили люди лет пятнадцать назад. Трава под ногами зашевелилась, мы выскочили на бугор, а наш сопровождающий сказал, что здесь всегда водилось много ужей, а вот змей не было видно. Так закончилась моя вторая экскурсия в Калинкин.

Артамонова (Клетскова) Таисия Петровна 1936 года рождения стала жить в Калинкине в конце сороковых годов. До этого она с родителями проживала в х. Широков Раковского района. В 1943 году отец, Клетсков Петр Игнатьевич, ушел на войну и погиб под Ростовом.  В этом же году у Клетсковых сгорел курень. Мария Ивановна, мать Таисии Петровны, находилась на рытье окопов, дочка  - у бабушки, а стоявшие на квартире солдаты не доглядели за печкой. Несколько лет мыкались по чужим углам, пока не приехал с Калинкина брат, Тихонов Виктор Иванович. Он – то и забрал сестру с дочерью к себе в хутор. Стояли на квартире в домике из плетня, обмазанного глиной, а в начале пятидесятых купили курень, который в последующем  перетянули на тракторах в хутор Абрамов. По окончании пяти классов Таисия пошла работать в колхоз. Работала прицепщицей, а к шестнадцати годам освоила трактор. «А как не освоить, трактористы были молодые, бегали по соседним хуторам по девкам ночами, страшно одной оставаться, залезу в трактор и сижу учусь, как – то завела, да поехала. Я по трактору все знала. Бедно мы с матушкой жили. Ходили по ночам хворост рубили, плели плетни, возили на быках продавать их в Михайловку. На постой останавливались у старичков, живущих около храма, молились рано по утрам, чтобы никто не видел, да не донес, вера в Бога запрещена была. Хворост многих  выручал. За ним ухаживали, сушняк вырубали, топили печки, а из молодых прутьев плели корзины, стулья, столы и, конечно, плетни. Замуж вышла за абрамовского казака, Артамонова Александра, жили в Калинкине, здесь родилась старшая дочь Галя в 1959 году. Помню: пришло время рожать, и пошли мы с мужем напрямик по хворостам в Безымянку, в больницу. С Калинкина уехали не от хорошей жизни, в соседних хуторах уже свет провели, а мы все с лампами мучились, да и детей жалко было, по холоду такую даль в школу ходили. Переехали в хутор Абрамов в 1965году, там школа была, почта, магазин, библиотека». Сейчас проживает Таисия Петровна со старшей дочерью, перенесла два инфаркта, сильно болеет.

Перехожева (Голова) Любовь Сергеевна ( 1938г.р.) «Всегда задумывалась, почему наш хутор Калинкиным прозвали, раньше назывался он Калиновским. Но калина росла там не часто, так несколько кустов в левадах. От стариков слышала предположение, что жили здесь когда – то богатые люди по фамилии Калинкины. А вообще – то место водное было, калина воду любит. Вода ушла из хутора вместе с людьми. Я в прошлом году ездила в родные места в начале лета: кагальник  и ковыль цвели, природа изменилась со времен моего детства. На пути в Безымянку стояла огромная верба, под ней бил родник до недавнего времени. Идем в школу, у вербы передых делаем, попьем водички студеной, на душе радостно: полпути отмерили. Левады красивые были: трава высокая, густая, запашистая. Бывало, пасешь скотину, так коровы в обед лягут отдохнуть – не найдешь, пока не встанут. С покосами проблем никогда не было, всем сена хватало, не то, что сейчас: люди коров переводят, потому что сена не набирают. Казаки в хуторе были трудолюбивые. О войне ничего не могу сказать, не помню. А вот то, что работали дети на полях, знаю не понаслышке: на быках вывозили  навоз и разбрасывали его для удобрения. Детей в хуторе было много, зимой все по печкам не сидели, родители делали посередине озера «карусели»: вбивали столб, на него надевали колесо от арбы, а к этому колесу привязывали самодельные санки, старшие ребята крутили это колесо и нас, малышню, катали. Подростки играли в «клека» - эта игра напоминала современный хоккей. Весной, как горох, высыпались на поляны, да в лапту играли. Присоединялись и взрослые, сами делали биты, причем старались сделать лучше, чем у соседа. Моей любимой игрой была « вышибалы». Я росла маленькой, верткой, не могли в меня мячом попасть. Мячи были из тряпок, набивные, если попадут им, то синяк появлялся, но старались терпеть, не реветь, потому что ревушек не принимали в игры, дразнили».

Симонова Александра Семеновна(1937). «В Калинкин я вышла замуж в 1959 году. До этого работала фельдшером в Безымянке, где и познакомилась со своим мужем, Симоновым Александром Викторовичем. Жили мы большой семьей: свекровь (свекор погиб в Великую Отечественную), старший брат мужа со снохой, я с Сашей и трое детей. В соседнем доме жила сестра мужа Евгения Викторовна с семьей, но они уже начали строиться в Безымянке. На работу ходила пешком через хворосты, потом попадала на закутошную дорогу. Хвороста было много, рос сплошняком, приходилось пробираться через него, бегала домой даже в обед, потому что кормила дочку Ниночку грудью. Нашими детьми занималась мать свекрови Ивина Фекла Сергеевна (1895 – 1971). Бабушка Фекла была очень грамотной по тем временам, жила около Симоновского озера. Весь день проводила с правнуками, а ночевать уходила к себе. Она научила детей читать, знакомила их с лекарственными травами, водила ухаживать за могилой солдата, погибшего в войну. Мы все ей благодарны, потому что дети впоследствии отлично учились в школе и закончили вузы. Даже после того как пообустроились в Безымянке, ребятишки были с прабабушкой до школы, в детские сады она их не отдавала. Фекла Сергеевна воспитывалась в приемной семье, но у нее была родная мать, которая из – за бедности рассталась с дочерью. О своих приемных родителях вспоминала с большой благодарностью: «В хуторе нарядней меня никто не ходил, отец с матерью  баловали. Замуж вышла за калинковского казака Ивина, который пропал в Гражданскую войну, воевал он за белых. В 1918 году ездила его искала по России, была в Одессе, дошел слух, что он хотел на пароход устроиться и покинуть Родину. Осталась в двадцать лет с двумя маленькими дочерями на руках. Выручал огород, много сажала картошки». Трудолюбием отличались дети и внуки Феклы Сергеевны, многие хуторяне до сих пор благодарят их за помощь».

В начале ноября 2013 года школьный автобус повез нас на экскурсию в хутор Калинкин, вернее, на место бывшего хутора. Каждый год Яшкина Галина Валентиновна возит дошколят к обелиску Юрина Сергея Ивановича, погибшего лейтенанта, и рассказывает ребятам о его жизни и смерти. С нами поехала Симонова Александра Семеновна и Горшкова Надежда Николаевна. Надежда Николаевна показала нам место, где стоял их дом, слезы текли по ее лицу: «Совсем недавно здесь росли две груши, осталась одна. Это дерево моего детства. Вот эта яма - колодец, вода в нем была необыкновенно вкусная. Тяжело все это видеть. Я помню, как плакала мама (Быстрова Е.В.), когда мы переезжали, и не понимала ее состояния, наоборот, радовалась новой жизни, а сейчас как будто вернулась в прошлое. Закрою глаза, а передо мной живой хутор».

Могила Сергея Ивановича Юрина находится недалеко от места, где стоял дом Феклы Сергеевны, через дорогу, на краю хутора. Мы возложили цветы, почтили память воина минутой молчания, выслушали рассказ Александры Семеновны о посещении этого места дочерью воина, которая проживает в Анапе, откуда и был призван в 1941 году в армию ее отец.

На следующий день я с Галиной Валентиновной пошла в храм Святого великомученика Георгия Победоносца, чтобы побеседовать о Калинкине с его настоятелем, игуменом Герасимом. Батюшка рассказал, что он был в Калинкине в 2010 году, когда приезжала Перькова Альбина Сергеевна, дочь Юрина Сергея Ивановича. С помощью бывших жителей хутора нашли место захоронения, выслушали историю гибели солдата. Отец Герасим отслужил панихиду. Глава Администрации Безымянского поселения Голов Юрий Степанович пообещал поставить обелиск. Слово он свое сдержал.

На этом месте жил хутор. Я стою среди холмов, на песчаной дороге. Холмы – это то, что осталось от домов. Я знаю, кто жил в этих домах, чем занимались хозяева, какое подсобное хозяйство держали, что выращивали на огородах, в каких озерах они купались, ловили рыбу, где пасли и поили свой скот, как справляли свадьбы и какие песни пели. Я мысленно иду по улице, стучусь в незапертые двери, здороваюсь с казаками и казачками. Но это все мысленно. Хутора Калинкин уже нет, его нет на карте Волгоградской области. Остались бывшие жители, которых разбросала судьба по всему белому свету. И с помощью этих добрых людей я воссоздала картину жизни хутора на протяжении нескольких лет.

Река Медведица была полноводна, широка и быстра. На ее берегах селились казаки. Первые свои дома они делали из плетней, которые плели из хвороста или из тала (так хворост называли казаки). Хворост с красным многоствольем – краснотал, если на стволах был беловатый налет, то просто тал. Плетни обмазывали красной глиной – утепляли жилище. В реке Арчеда, что протекала в двух километрах от Калинкина, водилась синяя глина, ею казаки лечили суставы. До сих пор у некоторых жителей Калинкина, проживающих в Безымянке, дома обнесены плетнями, а во дворах стоят кадки с синей глиной. Среди песков и хвороста основали казаки хутор Калинкин. « Преданья старины глубокой гласят», что в 1760 году хутор уже существовал. Находился он в трех километрах от Медведицы, потому что ближе селиться нельзя было: весной хутор подтопляло. Но подтопляло его не только от большой реки, но и от речки Арчединка, и от талых снегов, так как Калинкин находился в низине. Свое названье получил он от многочисленных кустов калины, росших в этом месте, калина воду любит, не переносит засухи. Внешний вид этого кустарника всегда красив, в любое время года он радует людей: весной – круглыми ароматными цветами, летом – зелеными, с красноватым боком ягодами, осенью – ярко – красными листьями, а зимой – резко выделяющимися на белом снегу алыми ягодами, которыми угощаются многочисленные птицы. Калина для казака не только красота, но и вкусный полезный чай, пирожки с горьковатой начинкой. А жизнь калинковцев не была сладкой.

В революцию защищали казаки белую власть, многие сгинули, которые остались в живых – перешли на сторону красных. Хуторян, которые жили крепко и не захотели вступать в колхоз, раскулачивали, отправляли в Казахстан, никто не помнит, чтобы кто – то вернулся, а вот дома кулаков помнят: высокие круглые, с балясами. От них остались густые заросли смородины, которые пережили большую засуху, что нельзя сказать о красавице - калине.

Перед войной забрал воронок из хутора Тазова Федора, Ивлева Степана, Сутулова Ивана и многих других. За что? Никто не мог ответить на этот вопрос. Из соседнего Фетисова даже семнадцателетнего Илью Сбойчакова увезли. Забирали ночью, дети спали, жены не голосили – боялись власти, тихо смирялись со своей участью. А вот Симонова А.Ф.(1909 - ?) увезли в полдень с поля, он с женой скирдовал солому. Когда воронок проезжал мимо дома, детишки увидели папку в окошке, успел помахать он им на прощание. Из всех репрессированных вернулся живым лишь Захаров Иван. Из лагерей попал он на войну в штрафной батальон, выжил. После войны пришел в Калинкин к семье: жене и трем ребятишкам, переночевал с ними в землянке, а утром ушел. Почему ушел? Наверное, ушел от хуторской нищеты. До самого Фетисова бежала за ним жена с мольбами вернуться, не внял. Мыкалась семья после войны: летом жили в землянке, в зиму уходили в Фетисов: на свинарнике, в каморке обитали. Кое – как собрали денежек, купили в Калинкине домик. Всех мать вырастила, на ноги подняла. Перебиралась из Калинкина последней, в 1971 году, два года была единственной жительницей хутора. Двое сыновей ее и дочь живут с семьями в х. Безымянке.

Проводил хутор на войну многих своих сыновей. Не вернулись: Симонов Виктор, Голов Василий (1926), Донсков Николай (1926), Селиверстов Михаил, Дронов Никифор и другие. Жили казаки на своей родине, вместе радовались рождению детей, трудились, переживали невзгоды, вместе воевали, навечно остались вместе на чужбине. В хуторе же остался на веки лейтенант Юрин Сергей Иванович (1908). В августе 1942 года сопровождал он колонну молодых солдат, отступали из Сталинграда. Хутор бомбили часто. Фашисты, если не смогли сбросить бомбы в Сталинграде, то, возвращаясь на аэродром, который находился под Серафимовичем, сбрасывали их в песках на хутора. В тот раз обстреливали сверху из пулеметов. Лейтенант ехал впереди на полуторке. Когда появились самолеты, дал приказ солдатам рассредоточиться, неопытная молодежь замешкалась, а сам командир не успел укрыться, его сразила вражеская пуля. Момент гибели лейтенанта наблюдала маленькая Женя Симонова (Быстрова). Долго искала могилу отца Перькова Альбина Сергеевна, нашла через 68 лет. В 2010 году приезжала она в Калинкин из Анапы со своим старшим внуком, гостила у Симоновых. Вместе с ними и главой Безымянского сельского поселения Головым Юрием Степановичем посетила место захоронения отца, рассказывала историю поиска. Сейчас там стоит обелиск, который не остается без внимания учащихся Безымянской школы. Память о погибшем солдате навечно осталась в сердцах бывших калинковцев, посещая это захоронение, они всегда вспоминают своих погибших отцов.

Те люди, которых мы расспрашивали о хуторе Калинкин, в годы войны были детьми, и их воспоминания  всегда связаны с голодом и тяжелым трудом.

             Упала нам на маленькие плечи
             Огромная недетская беда.
             Была земля и жесткой, и метельной,
             Была судьба у всех детей одна.
             У нас и детства не было отдельно,
             А были вместе – детство и война.

                                                      А. Маршев

  На войну отправляли с полей весь урожай хлеба. Нельзя было принести домой для голодных ребятишек ни зернышка. Нынешние бабушки, дети войны, говорят: «А как же иначе, надо было страну защищать, а потом поднимать всем миром. Обходились, выживали на желудях, семенах лебеды. Плакать и жаловаться было стыдно, надо было терпеть, мамки наши и так из последних сил держались». На огородах сажали картошку, свеклу, тыквы, кукурузу. До весны картошка сохранялась не у всех, подмерзала, поэтому не все могли вдоволь ее есть. Морозы в войну были сильные, они и помогли немцев победить, но и жители от них страдали, прежде всего тем, что не было обуви, одежду – то латали, да расшивали, вязали носки из шерсти овец. Пуховых коз в хуторе не было, платки покупали у безымянцев.  В морозы всю живность держали в куренях, скотиной дорожили. Надежда Николаевна Горшкова помнит, как под койкой куры ночевали, а родившегося теленка положили на кровать, потому что полы были холодными, и это происходило в середине пятидесятых годов. А на кровати овчина лежала вместо матрацев. На полях колхоза выращивали турецкий табак во время войны и позже. Цвел он необыкновенно красивым розовым цветом. На скотном дворе стояли сушилки и дробилки для табака. При беседе с Быстровой Е.В. я поняла, что кукурузу, сушеные яблоки – дички они перемалывали вручную, но при втором посещении бабушка рассказала, что на реке Арчединка стояли мельницы: Дьякова и Казимирова, по фамилии бывших раскулаченных хозяев, туда и возили овощи и фрукты для перемолки. Из такой муки пекли оладушки, которые были большим лакомством для казачат. Колунов (тыквы) сажали много, не только для себя, но и для животных. Корма, конечно же, не хватало, в некоторые затяжные зимы раскрывали крыши домов и кормили скотину соломой и камышом с крыш. Ни один бывший калинковец не сказал, что люди умирали от голода. Выручало большое трудолюбие и богатая хуторская земля. С пятидесятых годов сажали в колхозе овощи на плантации. Для укрытия рассады вязали большие маты из чакана. Посередине хутора находился скотный двор, где держали молодняк и быков. Правление колхоза «Красная заря» было в Фетисове, председатель же жил в Калинкине, у него была лошадь, на которой Тазов Тимофей Федорович объезжал поля. Лошади стояли на военном учете во время войны и после нее. Выручали быки. До войны быки были не только в колхозе, но и в подворьях  хуторян. На них ездили на ярмарки в станицу Арчединскую, в метели возили детей в школы до шестидесятых годов, перевозили грузы. В войну остались эти сильные животные только в колхозе, и то пары три. Жителям хуторов их выделяли по необходимости. В 1947 году появились  в колхозе приземистые мохноногие кони, совсем не похожие на казачьих скакунов, но они не выдержали сильных морозов, пали.

В Калинкине проживали только казаки, но в годы войны приютили жители беженцев из Белоруссии, которые жили до 1946 года. В войну через хутор шли пленные румыны, вид у них был жалкий. Красноармейцы не разрешали местному населению с ними общаться, но сердобольные казачки, потаясь, подкармливали их печеной тыквой. Многие замерзли в степи.

Испокон веков казаки верили в Бога. Во времена зарождения казачества главным условием принятия в казаки была  ВЕРА. Жители хутора на воскресную службу ходили в Безымянку, в храм Святого великомученика Георгия Победоносца, переправлялись через Медведицу и посещали Арчединскую церковь. Летом - по  деревянному мосту, весной переправлялись на пароме, зимой – по льду. В тридцатые годы разрушили коммунисты храм в Безымянке. В любую погоду старались калинковцы попасть в станицу Арчединскую, чтобы помолиться за здравие детей и упокой родителей. Свято следовали казачьей поговорке: «Живы родители – почитай, умерли – поминай». Соблюдали все таинства Господни. Обязательно крестили детей. В шестидесятые годы тайно ездили в город Фролово, чтобы, не дай Бог, встретить знакомых.  Раису Павловну Цыкункову, работавшую в безымянской аптеке, увольняли с работы за то, что она крестила своего старшего сына. В Безымянке построили новый храм, настоятелем которого является игумен Герасим. Симонова А.С. служит в церковной лавке, многие бывшие калинковцы ходят на службы.

В тридцатые годы в хуторе был детский сад, начальная школа, клуб. Находились они в домах жителей Калинкина, буквально «снимали углы». Школа была в доме тети Нюры Сутуловой, ее семья впоследствии переехала в г. Фролово. После войны(1946г.) отремонтировали старый кулацкий дом, в котором открыли клуб. В этом же здании выделили комнаты под детский сад и школу, там же и магазин был. Бывшие хуторяне с большой любовью вспоминают Куковскую Нину Павловну, свою первую учительницу, она работала в Калинкинской школе до ее закрытия (1963г.). Жила в Безымянке, в любую погоду отмеряла три километра, чтобы дать знания хуторским ребятишкам. Росточка была маленького, худенькая, беленькая, как Снегурочка, войдет зимой в класс, то – то рады казачата. А бывало гурьбой ходили ее в метель встречать, спорили, кто достоин нести портфель педагога.

Молодежи в хуторе было много. По казачьей традиции с Покрова снимали у  одинокой казачки курень для посиделок. Девушки пряли пряжу и вязали носки с варежками, а парни лузгали семечки да приглядывались к невестам. Семейные казаки ходили друг к другу в гости, играли в лото. В это время дети сидели на печках, девочки мастерили тряпичные куклы, а у мальчишек любимой игрой была «Войнушка», стреляли из деревянных пистолетов. К труду приучались рано. Лет с семи мальчики пасли стадо, а девочки приглядывали за младшими детьми и вязали носки. Те люди, которых мы опрашивали, школу бросали после 5 – 7 классов и выходили на работу в колхоз. Зерновые культуры пропалывали вручную, собирали с колосьев черепашку. Во время войны и после на полях работали тракторы СТЗ, они имели большие железные колеса со шпорами. Весной к тракторам прицепляли сеялки и бороны, за которыми приглядывали подростки 10 -12 лет. Палками они очищали от прицепов грязь, следили, чтобы от борон не отваливались части, приносили воду для охлаждения моторов. Бочки с водой стояли на концах поля и в середине. Пока тракторист делал разворот, прицепщики бегали за водой. Ночью работали без света, многие дети получали травмы от шипованых колес . Трагически погиб Веденеев Федор, который уснул в борозде, а тракторист его не заметил в темноте. В полях было много волков. Особенно они свирепствовали в послевоенное время, резали колхозную скотину. В войну, при штабе, который стоял в доме Цыкунковой Р.М., находилась полуторка. Солдат – шофер рассказывал: «Еду ночью из госпиталя безымянского, а по обе стороны дороги волки бегут, как тени, вот страху натерпелся, не дай Бог, поломку какую. Молитв не знаю, твержу: «Спаси, Господи!».  Полуторки появились в хуторе в конце пятидесятых годов, а в пятьдесят пятом пригнали первый гусеничный трактор, учиться на трактористов посылали в Урюпинск.

 В 50 – 60 годы в клубе показывали фильмы, привозили установку и электрический движок. К сожалению, своего гармониста в хуторе не было, приходил безымянский Малинин Александр, который впоследствии стал хирургом. Хуторские казаки и казачки были голосистые, песни играли так, что на слезу пробивало. Любимой была «Ой, калина ,ой, малина, в речке талая вода…». Дишканила Надежда Тазова (1938 г.р.), сейчас проживает в городе Михайловка. Танцев знали много, кадриль отплясывали так, что с утра на ноги не могли встать, учили все «колена». Крутили патефон. Клуб перевезли в шестидесятом году в хутор Абрамов, в 1985 году его закрыли  и продали Абрамову Н.К. под дом. Голова Мария Терентьевна рассказывала, что посещала  художественную самодеятельность в Безымянском клубе в конце пятидесятых годов. Ставили спектакли  разной тематики. Артисты  ходили выступать пешком в Фетисов, Абрамов, Калинкин в основном в холодное время года, так как летом все работали на полях. «Однажды живого теленка на сцену затащили, так по сюжету надо было»,- вспоминает бабушка Маша. Жили весело, не смотрели на трудности, никто никому не завидовал. Горе делили на всех, радость приумножалась, потому что все радовались успехам хуторян.

Среди песчаных бурунов, окруженный березовыми и ольховыми лесочками, красноталом и богатыми левадами стоял хутор Калинкин. Вокруг него били чистейшие родники. Это было благодатное место не только для проживания, но и для отдыха. Недаром, долгие годы после распада хутора ездили бывшие жители сюда, чтобы насладиться природой. Земля, на которой жил хутор, была богата на урожаи, это помогало жителям выжить в трудную годину. В Калинкине находились три озера. Голов – озеро синело своими прозрачными водами на опушке ольхового леса, сюда собиралась купаться вся ребятня, потому что дно его было песчаным. К ольхам привязывали веревки, на которых дети раскачивались и бесстрашно прыгали в воду, казачата умели плавать с 5 – 6 лет. На краю, среди верб, у дома Феклы Сергеевны Ивиной стояло озеро Симоновское.  Дно его было илистым, здесь водилось много рыбы. Рыбаки вылавливали золотистых карасей, больших забирали на уху, а мальков отпускали обратно. Вода  была холодная от донных родников. На берегу этого озера играли свадьбы, провожали в армию молодежь, отдыхали. Место было красивое. Огромные вербы свешивали свои тонкие ветви в воду, среди них красовались черемуха и калина. Весной запах цветущих растений вызывал эйфорию, и казаки играли свои красивые песни так душевно, что замирало сердце.  При въезде в хутор, справа от центральной дороги, был пруд, его вырыли когда – то богатые люди, чей дом стоял через дорогу, от дома остался большой холм, заросший черной смородиной. Вокруг пруда росло много чакана. Сюда пригоняли калинковцы свой скот на водопой. Свои водоемы жители ценили и бережно за ними ухаживали, периодически всем миром выходили их чистить, чтобы не затягивались илом родники. В небольших лесах вокруг Калинкина росло много ежевики, на полянах собирали душистую землянику. Грибов было видимо – невидимо, в погребах стояли десятиведерные кадушки с солеными груздями. Белые и подосиновики сушили для супов.  Вокруг хутора росло много хвороста, который периодически подсаживали. Этот кустарник не только задерживал пески, но и служил людям для обогрева своих домов. Сухой хворост собирали, топили им печки, им торговали. Не разрешали пастухам гонять туда скотину. У каждого были наделы не только в левадах (где косили сено), но и в хворостах. В середине тридцатых годов все колхозные поля  поделили лесопосадками на клетки для задержания снега. Деревья высаживали рабочие лесхоза, которые квартировали у калинковцев. В основном сажали клены, но были и лесополосы, засаженные морошкой, так называли высокий колючий кустарник с белесыми листьями. Ягода на нем росла мелкая, вяжущая, но очень сладкая, нравилась казачатам.  Ухаживали за насаждениями колхозники, на быках в бочках возили воду для полива. В конце шестидесятых перед Калинкиным посадили сосны. Семьям выделяли делянки, за которыми они присматривали: пропалывали и поливали. Сейчас на этом месте стоит величавый сосновый бор. В 1973 году, когда хутора уже не было, за Симоновским озером, в песках, тоже высадили молодые сосенки. В этом лесу жители окрестных хуторов каждый год собирают много грибов, таких, как рядовки, маслята, белые, лисички, рыжики.

В 1959 году произошло объединение колхозов. Калинковская бригада вместе с колхозом «Красная заря» вошла в совхоз «Безымянский», контора находилась в хуторе Безымянка. Казаки постепенно стали покидать свой родной хутор. Покидали с горечью и большим сожалением, как будто сердце из груди вынимали. Говорили: « Переезд хуже пожара». В 1961 году закрыли магазин, в 1963  - школу. Новые дома перевозили целиком, так как построены они были совсем недавно, старые разбирали  и собирали на новых местах или делали из них сараи. Радовались дети, потому что уходили из глуши, где не было ни света, ни радио, ни школы. Некоторые  хуторяне держались до последнего за свой хутор, надеялись на перемены. Симонова Татьяна Николаевна (1915 – 1979) вместе с домом переезжала одна из последних в 1969 году. Ее взрослые дети нашли свои дома в Безымянке: Евгения построилась, Василий и Александр получили квартиры. Михаил работал на шахте под Ростовом. От безысходности долго оставалась в хуторе Захарова Мария, жена сбежавшего Захарова Ивана. И на краю бывшего хутора до последних своих дней жила Бубочка в плетневой избе, никто не помнит ее имени, говорят, что была старушка очень доброй, детей у нее не было.

До 1964 года на карте Волгоградской области был отмечен хутор Калинкин. Жители вместе со всей страной переживали все невзгоды и тяготы, радовались богатым урожаям, праздникам, рождению детей. Жили так, как жил весь Советский Союз. То время, которое я отразила в своей работе, было самое тяжелое для людей страны, для жителей хутора. К началу шестидесятых  казаки начали разводить подсобные хозяйства, разрушенное в войну, строить дома, началось возрождение страны и хутора.     Правительство во главе с Хрущевым Никитой Сергеевичем приняло решение, направленное на объединение объектов сельского хозяйства. Укрупнялись колхозы и совхозы. Проводить электричество, содержать школы, магазины, клубы в хуторах было нерентабельно. Малые населенные пункты стали распадаться, люди переезжали в более цивилизованные места. Так было по всей стране, эта же участь постигла хутор Калинкин.

Нет на карте Волгоградской области хутора Калинкин. Но осталась память о нем в сердцах бывших калинковцев и их детей. Память сильнее времени.

                      Полетел бы я в край,
                      Где жил и рос,
                      Если б в небо мог подняться.
                      Разве может с тем, что любил до слез
                      Человек когда – нибудь  расстаться.

-