Государственное казённое образовательное учреждение "Волгоградский лицей"

Руководитель: Василевская-Руцкая Светлана Юрьевна, заместитель директора по воспитательной работе.

Авторы:

• Бардаков Константин Александрович, лицеист 11 класса
• Мурсалов Мурсал Байрамович, лицеист 11 класса
• Никитенко Павел Юрьевич, лицеист 11 класса

40017 г. Волгоград, ул. Тракторостроителей 1 а

Туров Владимир Семёнович (18.03.1920)

Член Совета ветеранов Центрального района г. Волгограда, руководитель сектора ветеранов войны, член Волгоградской общественной организации «Возвратим Отчизне Сталинград». Президент Волгоградской региональной общественно патриотической организации Клуб «Сталинград». 

Биография Турова Владимира Семеновича

Родился 18 марта 1920 г. в д. Большой Крупец, Выгонического района Брянской области в крестьянской семье девятым ребенком. Всего у родителей было двенадцать детей: три дочери и девять сыновей. В 1931 г. семья переехала в ст. Славянская Краснодарского края, а потом в ст. Петровская.

В 1939 г., закончил Шахтинский горный техникум (Ростовская область), добровольно поступил в военно-пехотное училище, которое окончил 20 июля 1941 г. В звании лейтенанта был направлен в 956-й сп 299 сд командиром стрелкового взвода. 18 августа вступил в свой первый бой с фашистами на Западном фронте. Не раз ходил в контратаки, которые заканчивались рукопашными схватками с противником. С сентября 1941 г. - командир стрелковой роты.

В составе 50-й армии оборонял Тулу и Москву. В ночь с 24 на 25 декабря 1941 г. первым со своей 2-й стрелковой ротой ворвался с тыла в г. Калугу. В наступательном бою 23 января 1942 г. был тяжело ранен.

После госпиталя, в марте 1942 г., был направлен командиром роты противотанковых ружей в формировавшийся на Алтае 724 сп 315 сд. В составе этого полка, с августа 1942 г. входившего в 62 армию, оборонял Сталинград. После Сталинграда воевал на Северо-Кавказском фронте в 58 армии.

С 1943 г. - в 33 армии 2-го Белорусского фронта. Сражался под Оршей в 3-м отдельном штурмовом стрелковом батальоне и в составе 757 сп 222 сд освобождал Белоруссию (Минск), Литву (Мариамполь, Каунас в районе г. Алитус), форсировал р. Неман.

В июле 1944 г. был ранен, но вернулся в строй по просьбе командира 222 сд генерал-майора Юрьева. Так как стояли на границе Восточной Пруссии, он обратился к ним, тем, кто мог ходить, с просьбой вернуться в свои подразделения и пересечь границу ненавистной Восточной Пруссии. Многие из раненных по просьбе генерала вернулись в свои подразделения на повозках, а он – держась за борт повозки, в ней лежали рядовые и сержанты, а места для меня не было. На границе с Восточной Пруссией, 23 августа 1944 г. был тяжело ранен. После третьего тяжелого ранения ВВК был признан ограниченно годным для строя в военное время и направлен на 1-й Украинский фронт командиром 285-й отдельной стрелковой роты военной комендатуры г. Гинденбург (Германия).

По окончании Великой Отечественной войны командовал ротой в 23-м отдельном дисциплинарном батальоне, служил дежурным помощником военного коменданта г. Лигниц Северной группы войск.

После окончания Высшей офицерской школы в г. Ленинграде служил в должностях: начальник службы, помощник начальника штаба полка, командир батальона. Из армии уволился по болезни и выполнил данное себе еще в 1942 г. в боях за Сталинград слово, что если останусь жив, то на жительство приеду в Сталинград.

Награждён орденами: Отечественной войны I степени, Отечественной войны II степени, Красной Звезды; и медалями: «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За освобождение Белоруссии», «За победу над Германией», «За безупречную службу» I степени и восемнадцатью юбилейными медалями.

После увольнения из армии работал на различных должностях, неоднократно помещался на Доску почёта района, трижды – на Доску почёта области.

Член Совета ветеранов Центрального района г. Волгограда, руководитель сектора ветеранов войны, член Волгоградской общественной организации «Возвратим Отчизне Сталинград». Президент Волгоградской региональной общественно патриотической организации Клуб «Сталинград».

Принимает активное участие в патриотическом воспитании молодежи. Полковник в отставке. 

Путь на фронт

Отправляясь на фронт в августе 1941 г., в вагонах воинских эшелонов на ходу и на остановках поезда занятия не прекращались. А не успев выгрузиться из эшелона на ст. Сельцо, сразу же приступили к занятиям.

Здесь произошёл забавный случай. Усадив взводы на занятия, он с одним лейтенантом из другой роты отошли в сторонку и начали крутить в руках запалы от гранат, обдумывая как бы из них сделать мундштуки (слышали они, что из запалов выходят красивые мундштуки). Выезжая из Белгорода, они полностью получили боеприпасы, которые были выданы каждому бойцу. Так вот, положив сверкающий на солнце запал на пень, начали по нему бить рукоятками наганов в стык между самим запалом и цилиндриком с пороховой мякотью, так как переломить запал надвое руками им не удалось. Ничего не получилось и с битьём по капсюлю рукояткой нагана. Запал утапливался в трухлявый пень, но не переламывался.

Туров В. С. Принёс маленькую сапёрную лопату и начал ребром её бить по плечику запала, но тоже ничего не получилось: утапливался от удара запал. Тогда тот лейтенант сходил в свой взвод, взял большую сапёрную лопату, а запал положил на маленькую лопату и вот большой сапёрной лопатой, размахнувшись, держа лопату в вытянутых руках, ударил по запалу и сразу же раздался взрыв, подобный винтовочному выстрелу.

Со всех сторон раздались крики: «Кто стрелял?» Он побежал к своему взводу. Это получилось интуитивно, но сразу же вернулся назад, где стоял лейтенант, закрыв лицо обоими руками, а к нему уже подходил командир батальона старший лейтенант Шутов. Лейтенант вытянулся перед ним. Лицо у него было всё посечено мельчайшими осколочками и несколько струек крови текло по лицу и рукам. Старший лейтенант Шутов начал отчитывать лейтенанта за мальчишескую выходку. После ухода Шутова я увидел, что не только лицо лейтенанта было посечено осколочками, но и руки, и вся передняя часть гимнастёрки. Но всё обошлось благополучно. Врачи выковыряли все медные пластинки – осколочки из его лица и рук. Глаза не были повреждены. И это получилось при ударе лопатой с длинным цевьем на вытянутых руках. А что можно было ожидать при ударе рукояткой нагана или малой сапёрной лопатой?!..

На ст. Сельцо жило двое его старших братьев с семьями. От места выгрузки это было 3 км., туда ходили наши автомашины за грузами, на которых он мог съездить увидеть братьев, которых не видел одного с 1934 г., а второго с 1937 г. Хотя его отсутствия в течение часа никто бы не заметил, но привитое чувство дисциплинированности обязало его испросить разрешения съездить на ст. Сельцо, где тоже разгружались эшелоны его 956-го сп 299-й сд. Это он сейчас так думает, а тогда у него и в мыслях не было поступить иначе. Командир роты ему не разрешил съездить, и он так и не увидел тогда своих братьев. Старшего увидел уже в 1945 г. – инвалидом, а второй – Василий, 1907 г.р., погиб в июле 1944 г. в боях за освобождение Белоруссии. Простояв около суток в лесу под ст. Сельцо, они в составе дивизии маршем пошли на сближение с противником лесом, двигались преимущественно ночью. Помнит, привал был на ст. Жуковка. Других населённых пунктов не помнит.

Первый бой

Вступление в первый бой с противником для него было внезапным, хотя и шли они в ожидании и в предвидении боя. Будучи на марше они подошли к р. Десне. Оставив полк (личный состав, расположенный в колонне и укрытый в лесу) метрах в 200-300 от реки, командир 956-го сп майор Кравченко вызвал весь командный состав полка на опушку леса на берегу Десны и за 2-3 (!) минуты поставил всему полку боевую задачу: «Повзводно, бегом, через Десну по мосту! За рекой развернуться вправо и немедленно вести наступление на противника!» Это не вписывалось ни в какие статьи уставов и наставлений. Где точно противник? Сколько его? Ориентиры и направления наступления для каждого подразделения?.. Всё это отсутствовало. Требовалось одно – внезапность, быстрота действий.

Впереди справа они видели деревянный мост через реку, а там, на другом берегу, ходили немцы, оборудуя и маскируя прекрасно видимые им свои окопы. Получив приказ, они расползлись по своим подразделениям и стали подтягиваться ближе к мосту. Подтянув взвода, вскакивали и, что есть силы, бежали по мосту в сторону немецких окопов. Сам командир полка майор Кравченко стоял на опушке леса и подгонял уже бегущих через мост. Плотными колоннами взводов через каждые 15 метров они выскакивали из леса и рывком взбегали на мост, а вслед только и слышали крик майора Кравченко: «Быстрей!» Слева сапёры уже начали возводить наплавной понтонный мост.

Немцы, по всей вероятности, никак не предполагали такого дерзкого манёвра их войск по форсированию Десны в ясный солнечный день. Сначала противник молчал, а потом открыл по мосту ураганный ружейно-пулемётный, артиллерийский и миномётный огонь, вскоре налетела авиация противника.

Перебежав по мосту через Десну, (на её западный берег), их взвод (как и другие подразделения) на западном берегу её развернулся в цепь вправо и пошли в наступление, не видя противника, не зная, где он и сколько его.

Кустарник и высокая трава скрывали наши действия от глаз противника, и они не обращали внимания на огонь немцев. Ружейно-пулемётный огонь противника всё усиливался. Действовали они как на тактических учениях, только всё это происходило под свист и щёлканье разрывных пуль. На открытых местах, на полянах, немцы, по-видимому, стали вести по нам уже прицельный огонь, в том числе и из миномётов, у нас появились первые раненые. Особенно запомнился Турову один, с вывороченным миной животом… Стоны, крики… Жутко было слышать. Он впервые слышал, как могут кричать раненые, и дал себе зарок, никогда, ни при каких обстоятельствах, куда бы ни был ранен, даже стоном не выдать себя на поле боя.

Но на переживания времени не было. Наступление шло успешно. И вот, когда прошли кустарник, высокие заросли травы, вышли на открытое поле, все также, перебежками, по команде «Вперёд! За мной!», слева от них послышался гул моторов. Когда Туров со взводом, перебежали просёлочную дорогу, то мельком он видел слева и уже сзади у себя три танка, но обращать внимание по сторонам было некогда. Была одна задача: «Вперёд!»

Преодолев под сильнейшим огнём поле, он почти достиг опушки леса и впервые там, на опушке, увидел живых немцев, бегающих по опушке, и прямо перед собой заметил их ручной пулемёт, изрыгающий на них свой смертоносный огонь.

Туров залёг. Что делать? Надо собрать взвод и подготовить его к атаке. Немедленно! Любое промедление было бы не в их пользу. Немцы укрепятся. К нему подползает его командир отделения младший сержант Николаенко (или Николенко) и докладывает, собственно, то что он сам видит: «В 40-50 метрах от них на опушке леса немцы», и предлагает… «Товарищ лейтенант, надо немедленно идти в атаку».

Когда, оглянувшись, он не увидел своего взвода, то спросил у Турова: «Где же взвод?» Он ответил, что взвод залёг ещё на дороге со всей ротой. Это 400-500 м. сзади них, когда слева показались три танка. Оказалось, что их здесь всего семеро человек, вместе с Туровым. Он не мог согласиться с предложением своего командира отделения, бывшего унтер-офицера царской армии, участвовавшего в боях с немцами ещё в Первую мировую войну. Это было бы губительно для них, семи человек, которые ещё до того, как добежали бы до немцев, были бы расстреляны в упор из пулемёта и автоматов. Ждать же помощи и поддержки от своей роты было нельзя, так как под огнём противника она залегла далеко позади и сейчас, ведя огонь по немцам, их рота, естественно, вела огонь и по ним. Они оказались в огневом мешке: немцы по ним вели огонь с фронта, а свои – с тыла. Оставаться в таком положении было тоже невозможно. Надо было действовать. Пришлось ползком, используя неровности местности, отползать левее. Так достигли межи. Здесь и там валялись немецкие газеты, разные солдатские принадлежности, брошенные немцами. Ведь они отогнали немцев с территории, которую они уже до этого занимали. По меже отползли метров сто в ложбинку и в немецких окопах укрылись до темноты (это было уже в сумерках).

Так прошёл первый боевой день, день встречи лицом к лицу с противником.

В этот день смелые и поистине дерзкие действия командира 956 полка майора Кравченко, принявшего решение с хода, с марша не только форсировать столь большую водную преграду как р. Десна днём, на глазах противника, но и вести сразу же наступление, что им и удалось. Они отбросили немцев от реки на несколько километров. Очень умным было решение Кравченко строить одновременно с форсированием реки по деревянному мосту, новый понтонный мост. Деревянный мост, когда переправлялся их 3-й батальон, арт-огнём и авиацией противника был разбит, и переправа продолжалась по-новому, ещё не готовому понтонному мосту. В этот день чёткая солдатская выучка и дисциплинированность взяли верх над самоуверенными немецкими захватчиками. Всю ночь происходила перегруппировка подразделений, роты приводили себя в порядок. К утру начал моросить мелкий дождик.

Первое освобождённое село и первый урок
«нового порядка» фашистов

Целью было с. Красное. Видимость была плохая. Левее 9-й роты никого не было, был разрыв.

Наступление началось без артподготовки на село, которое расположено было в низине, и по нему протекал небольшой ручеёк. Отработанными чёткими действиями бойцов, слаженностью и хорошим взаимодействием отличалось это наступление, увенчавшееся успешным овладением с. Красное, несмотря на ураганный огонь противника. Ворвавшись в село слева, обнаружили прятавшегося там старика, который рассказал, что блиндажи немецкие находятся левее (это было как раз на левом фланге 9-й роты). Наступление продолжалось, и они вышли далеко в поле за селом Красное, когда получили приказ: «Наступление прекратить и закрепиться».

Единственный оставшийся в живых житель освобожденного села Красное, уже знакомый старик, рассказал, что всех жителей немцы угнали при отступлении, а троих коммунистов живыми закопали в окопах вниз головой. Когда пошли на место казни, то показалось, что пальцы босых ног, торчащих из одиночных окопов, еще шевелятся. Но как не спешили откапывать казненных, они были уже мертвы, а на груди и их спинах у обнаженных молодых ребят были вырезаны большущие звезды. Это были тракторист и комбайнеры, не успевшие эвакуироваться. Это была первая увиденная Туровым реальность «нового порядка» фашистов.

Небо прояснилось, видимость улучшилась, занялись организацией обороны. Командир 9-й роты на своем правом фланге на стыке с 8-й ротой поставил в оборону 3-й взвод лейтенанта Жукова, спокойного и ничем невозмутимого человека, любящего тонкую иронию. До поступления в Буйнакское военное училище Михаил Жуков окончил уже педагогическое училище, и некоторое время учительствовал где-то в Казахстане. В центре – 1-й взвод, которым командовал помощник командира взвода, старший сержант, которому за успешные боевые действия Туров, будучи уже командиром 9-й роты, и не имея на это права, приказал одеть один «кубик» в петлицу, означавший звание младшего лейтенанта. На левом фланге был поставлен мой 2-й взвод. Слева в 150-200 м. была железная дорога, а сзади и слева – железнодорожный мост. Здесь никого из наших войск не было, поэтому надо было принимать меры, обеспечивающие безопасность обороны. Туров выставил к железнодорожному мосту дозор, и постоянно высылал дозоры и разведку слева. Вся балка, по которой протекала речушка, заросла высоким кустарником, который за железнодорожным мостом оказался заминирован немцами. Немцы там установили не только противопехотные мины, но и хитроумно замаскировали тоненькие проволочки, скрепленные с обыкновенными ручными гранатами, рассчитывая их действие на натяжение.

Чтобы хорошо изучить свой открытый левый фланг, Туров лично пошел в разведку и увидел сплошное переплетение этих тончайших нитей, а внизу, после дождя что ли, так и высовывались еле заметные усики. Для неосведомленного человека они были просто незаметны. Но это были страшные для пехоты шпрингенмины («прыгающие» мины). При нажатии на эти усики или натяжении проволочки, срабатывал выбрасывающий мину патрон, сама мина, выстрелянная этим патроном, подпрыгивала (отсюда название мины) на 1,2 – 1,5 м. и только тогда взрывалась, разбрасывая сотни металлических шариков и осколков, поражающих живую силу в радиусе до 30-40 м.

На опушке кустарника валялись отдельные трупы, а на склоне все поле было усеяно трупами наших бойцов, еще не начавшими разлагаться. Это метрах в 300-х левее железной дороги, а от моего левого фланга левее и сзади метров на 700-800. Увидев на петлицах одного из трупов, лежавших уткнувшись головой на запад в сторону противника, два кубика (лейтенант), Туров перевернул его и изъял из одного кармана гимнастерки его документы, а из другого кармана взять ничего не успел, так как противник открыл по нашей разведгруппе ружейно-пулеметный огонь. Фонтанчики земли вспучивались от пуль вокруг трупа и глухо шлепались по трупу, выбивая легкие клубочки пыли. Оставаться им не имело никакого смысла и они, что есть силы, бросились к заминированному кустарнику в сторону противника, но в мертвое, не простреливаемое пространство. Разрывы мин ротного миномета, открывшего по их разведгруппе огонь, были сзади них с явным запозданием. Если бы они не разведали раньше заросшую кустарником балку и не знали, что она заминирована, они тоже сейчас стали бы жертвой своей опрометчивости. Как ни манила их эта балка своими зарослями, где можно укрыться, они предпочитали продвигаться на полуоткрытой местности, чем заходить в эту ложбину смерти.

Позже, став командиром 9-й роты, Туров посылал своих бойцов на усеянное трупами поле, «поле смерти», как окрестили его бойцы, чтобы собрать документы и медальоны убитых.

В батальон прибыло пополнение молодых бойцов, 12 человек адыгейцев, почти не понимавших русского языка. Получил он то ли для усиления левого фланга батальона, то ли потому, что считали его, учившегося, а до этого жившего на Северном Кавказе, более удобным командиром для не знающих русского языка красноармейцев с Северного Кавказа. Так, одним отделением Туров и поставил их в оборону на левом фланге.

Как стал командиром роты

Командир 9-й роты лейтенант Пелех решил сам научиться стрелять из имевшихся у Владимира Семёновича во взводе двух 50-мм. ротных минометов и однажды, под вечер (это было 3 сентября 1941 г.), взяв один миномет и лоток с минами, он с лейтенантом Пелехом и бойцом минометного отделения, ушли влево от роты за железнодорожный мост по западному склону балки, который немцами заминирован не был. Установили свой миномет.

Туров рассказал, показал, заставил все проделать самому командиру роты, боец подал мину и опять отошел от них в сторону. Командир роты навел миномет, протянул руку за ним, Туров подал ему мину, он опустил ее в ствол миномета. Выстрел! Ждут, где она разорвется, стараясь по звуку разрыва определить точность произведенного выстрела, (огонь велся с закрытой позиции). Вот отдаленный хлопок разрыва в расположении обороны противника, судя по которому – довольно точное попадание, куда и надо было. Там стояла немецкая арт-батарея, обстрелявшая накануне роту Турова, вернее ее левый фланг, где и было КП командира роты и НП командира батареи 76-мм. пушек полка лейтенанта Орлова. Немцы буквально прошивали оборону фугасными снарядами, создающими глухой хлопок при ударе снаряда о землю, пауза и снова такой округлый хлопок, с выбросом земли высоко в небо, как фонтаном. При этом земля как бы вздрагивала.

Окопы начало заволакивать синим ядовитым дымом. Туров ни разу еще не видел фугасных снарядов в действии. Было почти безветренно, и дым стоял над окопами. Пришлось воспользоваться противогазами. А сверху все шлепались и шлепались снаряды, выбрасывая синюю гарь и выстреливая вверх горячую землю…

Но вернемся к сегодняшнему дню. Не успели они с комроты обменяться замечаниями о точности выстрела, как с резким свистом раздался взрыв мины в нескольких метрах от них. Командир роты вскрикнул, схватившись за плечо. Не ожидая нового разрыва, Владимир Семёнович схватил одной рукой миномет, второй подхватил командира роты, крикнул бойцу закрыть лоток с минами, он подхватил командира роты с другой стороны и втроем побежали с места, куда в изобилии посылал немец свои мины. Командир роты был тяжело ранен осколками в руку и левый бок, его пришлось отправить в санчасть, а Турову – вступить в командование ротой. Политруком роты был присланный из полка сразу же после гибели Кулакова полит боец, старше него по возрасту на 10-15 лет, бывший секретарь или работник РК ВКП(б). Но через несколько дней ему еще в с. Красное присвоили звание политрук (соответствует воинскому званию старший лейтенант). На пополнение роты прибыло три полит бойца, которые были направлены в каждый взвод. В роте была создана партийная организация, в которой было уже 5 членов ВКП(б).

Каждую ночь Туров обходил окопы роты, встречался с каждым бойцом и обязательно что-либо у них спрашивал, говорил, советовал. Каждую ночь встречался со своим другом лейтенантом Жуковым, взвод которого по-прежнему находился на правом фланге роты, а командиром 2-го взвода (своего), занимавшего оборону на левом фланге и роты, и батальона, он назначил исполняющего обязанности командира 1-го взвода старшего сержанта.

Много было недоразумений, особенно в ночное время с адыгейцами. Ночью спать никому было нельзя. Все бодрствовали. Адыгейцы, переговариваясь, не раз рисковали быть подстреленными бойцами, которые их нерусскую речь принимали за немецкую. Пришлось приказать им, особенно в ночное время, говорить только по-русски. И это было своевременно, так как немцы производили разведку и не раз появлялись вблизи окопов и даже в тылу.

Время на фронте

Вторую роту 878 стрелкового полка 290 дивизии Туров принимал непосредственно на поле боя во время ее наступления 6-го декабря 1941 года.

На фронте, время спрессовано так, что по числам, по дням, когда начинаешь считать время, кажется прошли дни, недели, а пережито, переделано как за многие годы.

Вот и тогда в 878-ом полку он находится с 6 декабря, всего 20 дней, а пережито, кажется, на годы.

Поход на Калугу

В ночь с 18-го на 19-е декабря 1941 года ого вторая рота перешла линию фронта, имея при себе весь обоз: 7 саней с оружием и боеприпасами, походную кухню, трое саней с вещ-имуществом и продовольствием и одни санитарные сани. Всего 12 саней.

Следом за его ротой 19-го декабря 1941 г. линию фронта перешел штаб 878 сп. Первая рота двигалась по тылам противника, имея задачу охранять штаб полка.

Согласно приказу командира полка, майора Штивель, роте был установлен маршрут движения по тылам у немцев, где избегалось продвижение и даже пересечение больших дорог, захождение в крупные населенные пункты.

Маршрут движения преимущественно проходил по лесам. Первые два дня Туров двигался без проводников. Порядок построения роты был такой. Впереди – стрелковое отделение в головном походном дозоре, или разведке, как хочешь его можно назвать. Это отделение на расстоянии видимости высылает головной дозор в составе 3-4-х бойцов и на фланги по два бойца. Взвод, идущий впереди роты на расстоянии видимости головного походного охранения, (отделения), выделяет на фланги по 2-3 бойца, поддерживает постоянную связь с отделением и боковыми дозорами и прокладывает дорогу для движения всей остальной роты и обоза.

Головному взводу всегда было очень трудно. Дозорному отделению еще тяжелее, так как оно шло, утопая по пояс в снегу, и первое прокладывало нам путь.

Это отделение менялось очень часто, а когда все четыре отделения взвода сменятся, побывав в головном дозоре, то взвод тоже заменялся другим, а он ставился в центр роты. В средину ее. Вслед за головным взводом шла санитарная подвода, (сани), на которых везли медикаменты, перевязочный материал и два меховых спальных мешка.

В хвосте колонны двигались остальные сани роты, а замыкало колонну тыловое охранение роты.

Поздно ночью 20-го декабря они по пути следования вошли в одно из сел. Немцев в селе не было, и Туров решил дать роте отдых до утра.

3абрав своего заместителя и командиров взводов, он пошел с ними по околице села, организовывая при ярком свете луны круговую оборону. Это было необходимо, так как они решили дать отдых бойцам в тепле, и это было в тылу у противника!

На местности сразу же определялись места для огневых точек и устанавливалась система обороны.

Рота в строю была остановлена еще при входе в село на северо-восточной окраине. Там же находился и весь обоз. Только вышли они по гребню высотки на западную окраину села, как на восточной части села поднялась ружейная, автоматная, а потом и пулеметная стрельба.

Что случилось!? Бойцы Турова, выбравшись из снежных сугробов, выбежали на улицу и помчались к роте.

Стрельба по селу велась справа, где бойцы Турова проходили уже с командирами взводов и где на возвышенности стояли две скирды соломы. Возле этих скирд проходила дорога, идущая с юга в наше село.

Находившееся в центре села отделение с заместителем командира роты и командиром взвода было мною брошено напрямую к тем двум стогам с задачей занять там оборону по высотке. С остальными командирами он бежал к роте.

Когда подбежал к роте, которая лежала на снегу за санями и рассредоточилась за домами крайних изб, то стрельба почти прекратилась, а велась она в районе двух скирд.

По всей вероятности, огонь вело стрелковое отделение, посланное им захватить высотку и оседлать дорогу, идущую на юг из села.

Что же произошло? Когда он с командирами ушел на рекогносцировку местности и организацию обороны, уставшие переходом бойцы, чувствуя, что сутки они не встречались с немцами, да и здесь в селе их не было, расслабились, притупилась и бдительность.

В это время с юга на дороге, переваливаясь через высотку, показались сани. Одни, другие третьи... Они спускались с высоты и быстро приближались к селу, к тому месту, где стояла рота. Некоторые заметили эти сани, но никак не могли понять, чьи они. А когда дошло до сознания, что это не наши, то по колонне пронеслось: «Немцы!» – и раздалось несколько выстрелов по уже близко находящимся саням, на которых сидело по 5-6 человек немцев.

Немцы сразу же открыли огонь из автоматов и развернули свой санный строй.

Колонна роты шарахнулась в разные стороны.

Началась паника. В это время военфельдшер Капустина, выхватив наган из кобуры, приказала: «Ложись!», - и далее: «Огонь!..»

Вся трясясь, бегая между лежащими, она заставляла вести по немцам огонь, который стал уже организованным, и семь саней с немцами кинулись наутек. Но здесь им наперерез бежало по гребню высоты отделение, которое не успело оседлать дорогу и открыло по немцам огонь.

Противник, в замешательстве оставив трое саней с подбитыми лошадьми и двух своих убитых, скрылся за гребнем. Это еще один урок был получен в руководстве подразделением на фронте: «Ни одной минуты без командира!»

У нас потерь никаких не было.

Урок был и бойцам. Все, что произошло без Турова, и как руководила боем Шура Капустина, как она бегала от группы к группе бойцов, не ложилась и не пряталась сама, а вела себя как настоящий командир. Об этом мне стало известно сразу же после боя из рассказов самих же бойцов, по свежей памяти.

А пока, забрав оружие, продукты, одеяла и упряжь с троих подбитых немецких саней, он срочно уводил роту из села в лес, на запад. Без проводника. Надо было как можно дальше уйти от этого села. Рассчитывать на отдых уже никому не приходило в голову. В дальнейшем не заходили ни разу в населенные пункты. Вторые сутки прошли они без отдыха, лесом, без дороги и даже тропинки.

Люди утомились, но шли. Горячей пищи не было. Хлеб, весь промерзлый, кончался. Перешли на сухари и сахар.

На третью ночь рота, с 20 на 21 декабря, вошла в глубь леса вдали от населенных пунктов и расположилась на привал. Здесь их догнал майор Штивель со своим штабом.

Срочно затопили кухню, так как стало известно, что будут они здесь отдыхать до 3-х часов ночи.

Организовав оборону исходя из новых условий, Туров с политруком явился к командиру полка, где доложил подробно о проделанном марше, обо всех происшествиях. Кое, о чем частично он уже знал. Откуда – не знаю.

Сделав разбор Туровских действий, майор Штивель отдал приказ: «Ускорить продвижение и идти на г. Калугу».

Был уточнен маршрут движения Турова. Было указано на медленное продвижение, а причина была названа та, что он вел роту сам, не пользуясь проводниками из местного населения.

Он действительно измотался. Идти приходилось с головным взводом, выходить часто в дозорное отделение, пропускать мимо себя всю колонну роты, растянувшуюся на несколько сот метров, снова догонять колонну и по снегу пробираться в голову колонны... И при всем этом не быть унылым, не «вешать носа», а наоборот, подбадривать других. И все время, не отвлекаясь ни на минуту, знать, чувствовать место в лесу, где мы находимся!.. Следить постоянно за картой и движением. Ведь шли без дорог (!), не заходя в деревни. Но в эту ночь бойцы смогли вкусить наскоро приготовленную горячую пищу и попить чаю. Горячего. А после этого даже кое-кому удалось целых два часа вздремнуть, здесь же, на свежем снежке лужайки. Прикорнул и политрук.

В 3 часа рота покинула место отдыха, оставив на этой поляне штаб своего полка. В эту ночь Турову не пришлось даже веки сомкнуть. К утру 21.12.41 г. погода испортилась. Мела поземка. Видимость ограниченная.

Оставив роту в стороне, он с одним стрелковым отделением и командиром взвода пошел в небольшую деревушку, где стояли немцы. Они, пробравшись в полуразвалившуюся крайнюю избу, взяли там проводником дряхлого старика, которому предложили вести до следующего села, но не по дороге, а лесом. Старичок согласился, но предложил идти полем напрямик, так как в такую погоду немцы не будут на дороге и не увидят их.

Они со старичком-проводником шли сначала в головном дозоре, но скоро, и он и они выбились из сил, проваливаясь в глубоком снегу, и начали периодически ставить задачу на небольшой отрезок пути командиру отделения, находящемуся в разведке, а сами находились в голове передового взвода. Продвижение стало не таким утомительным, так как оно проходило с остановками, а по расстоянию, вернее по времени, никак его не ускорили. За счет остановок.

Ночью 22-го декабря еще раз была встреча Турова с майором Штивель.

Ведя роту по бездорожью, он был измотан физически. Надо было постоянно быть в курсе всего, что делается в роте, лично видеть всю роту, а для этого надо было пропускать ее возле себя.

Первое ранение

Когда он находился метрах в 8-10 от своего политрука роты, а связных разослал во взвода с требованием ускорить продвижение и не залегать, его вдруг будто кто кирпичом изо всей силы ударил по правому колену. Какая-то сила перевернула на 180° по оси, и всем телом, плашмя, рухнул на спину, глубоко провалившись в снег. Бежавшие сзади связные тоже залегли. От немецких ракет было почти светло... Туров попытался встать, но чуть не вскрикнул. Острая, режуще-колющая какими-то осколками боль в коленном суставе чуть не заставила меня вскрикнуть. Тут только он сообразил, что его ранило. «Но как?»

Он попытался пошевелиться, но ужасная боль заставила замереть. Трассирующие пули визжали, цивкали и злобно впивались в снег, шипели, рикошетили по насту. Вот здесь он впервые почувствовал свою беспомощность.

Он лежал вверх лицом, а пули цивкали и щелкали возле головы. Инстинктивно схватился за рукоятку пистолета, находившегося за бортом шинели... Потом, мгновение подумав, решил: «Нет! Стреляться не буду». И позвал тоже залегшего политрука тихо, спокойно: «Политрук, ко мне!» Даже вяло, чтобы никто не узнал о моем ранении. Превозмогая боль, приподнял голову и при свете ракет увидел лежащих сзади в недоумении своих четырех связных. Политрук весело ему ответил: «Что лег? Притомился? Ладно, пошли вперед!» Туров еще раз позвал его к себе. Он, снова лежа, ничего не подозревая, ответил: «Ладно, пошли, пошли вперед!»

Тут он не выдержал и крикнул: «Политрук! Немедленно ко мне!» Вскочил он, подбежал и, упав рядом со ним, шутя, спросил: «Что закурить захотел? Давай перекурим?» и, не обратив внимания, что Туров лежит вверх лицом, добавил: «Тебе свернуть?» – и достал портсигар с табаком. Превозмогая боль, тихо, чтобы не слышали связные, сказал: «Меня ранило». Но он снова: «Вот я тебе свернул и прикурил. На!»

Владимир Семёнович, сдерживая себя, так же тихо сквозь зубы процедил: «Меня ранило, и я не могу двигаться!» Тогда он как-то испуганно спросил: «Как? Куда?» Я ему ответил: «Разрывной пулей в колено. Я не могу пошевелиться. Тихо возьми четырех связных и пусть меня тащат назад. Я не могу двигаться. Никто не должен знать, что я ранен. Руководи наступлением как командир роты».

Находившиеся здесь связные подползли ко мне, развернули его, связали свои ремни, зацепили за ним ремень и волоком, ползком потащили в тыл. Огонь немцев был таким плотным, что идти им было нельзя. Тем более группой. Планшет и шапку я держал на груди, чтобы они не мешали бойцам ползти.

Протащив метров 300 в тыл, увидев, что местность стала покатой, они поднялись в рост и потащили его волоком вниз. Навстречу этой группе подбежала военфельдшер Шура Капустина и с каким-то еле сдерживаемым криком, испугом спросила: «Что, лейтенанта убило?» Ей ответили: «Нет! Ранило». Она бросилась к нему, потом опомнилась. Куда-то крикнула: «Сюда подъезжай!» И, обращаясь к связным: «Куда ранило?» Ей ответили: «В ногу. Разрывной в колено». Не сдержавшись, она разрыдалась, бросилась к нему, лежавшему на снегу и, суетясь, что было так не похоже на нее, стала помогать укладывать, вернее, затаскивать его на подъехавшие сани, все что-то приговаривая. Турову было больно, но он не мог, не имел права даже застонать. Шура сама, вырвав вожжи у ездового, села на сани, повезла его, потом наклонилась над ним и стала говорить, говорить, что она знала, что это случится с ним. Владимир Семёнович улыбнулся, а она: «И не смейся, я предчувствовала и... гадала, и, уже третью ночь езжу встречать вас убитого или раненого».

Как не пытался он скрыть свое ранение, а значит и отсутствие в роте командира, когда подвезли его на санях к окраине деревни, из которой рота трижды вела наступление, у одного из оставшихся после ухода немцев сарая уже толпилась почти вся рота и, молча, с виноватым видом встречала его. Значит, связные все же проговорились, и наступление было сорвано.

Положили Турова в том же доме, где он остановился, и на ту же деревянную кровать, на которой лежал накануне еще здоровым и энергичным, а сейчас был беспомощным и неспособным даже двигаться. Любое движение, даже рукой, острой болью отдавалось в правом коленном суставе, и поневоле щадил ногу, избегал малейших движений, думая, что разрывной пулей раздроблен коленный сустав.

Стал на ноги – в отдел кадров

Настал день выписки.

За время пребывания в госпитале он получил денежное содержание из расчета 725 рублей в месяц, получил направление в отдел кадров Сибирского военного округа и покинул госпиталь. С палочкой. Она была простая, но без нее ходить не мог, а про пользование костылем, и слышать не хотел.

В Барнаул, в формирующуюся часть!

По множественным причинам уехал в город Барнаул на формирование 315 стрелковой дивизии на должность командира роты противотанковых ружей.

Приехав ночью в Барнаул, рано утром был уже в штабе этой дивизии, но документы у него не приняли, а послали к командиру дивизии, генерал-майору М.С. Князеву.

Время было раннее, но ему не пришлось долго ждать. Генерал Князев Михаил Семенович принял просто, доброжелательно. Расспросив, почему с палочкой, где воевал, кем, он рассказал и о себе, о своем пребывании на фронте.

В этот же день Туров обошел все инстанции: командира 724 стрелкового полка майора Андреева Н.А., куда был направлен и явился в свой 2-й стрелковый батальон, в свою роту противотанковых ружей (ПТР), которую принял от своего заместителя младшего лейтенанта Рубцова.

В составе этой дивизии выехал на фронт. В составе 724-го полка воевал под Сталинградом. Ходил неоднократно в наступление против немцев, пытаясь отрезать прорвавшуюся клешню немцев с 23 августа 1942 г. к Волге в районе поселка Рынок из села Орловка.

24 августа 1942 года после наступления на немцев стал заместителем командира 2-го стрелкового батальона 724 сп.

Личная жизнь после войны

Чтобы закончить воспоминания о войне, Владимир Семёнович не может не рассказать о своей встрече с Надеждой (Анастасией) Петровной Ильиной, медсестрой терапевтического отделения эвакогоспиталя №4110, его будущей боевой подругой. Это тоже относится к войне.

Карагандинский госпиталь, где он был на излечении, в октябре 1944 г. направляли на фронт, а находившихся на излечении раненых приказано было распределить по другим госпиталям. Его отправили с эшелоном раненых в г. Щучинск Кокчетавской области Казахстана.

Когда он на костылях шел по коридору уже нового для него госпиталя мимо сестринского поста, где сидели две медицинские сестры, то почувствовал, что на него смотрит, нет, не просто смотрит, а каким-то испытующим взглядом смотрит вслед так, что он остановился и, обернувшись, посмотрел на нее. Их взгляды встретились…

В тот же день после санитарной обработки он подошел к этому сестринскому посту, и они познакомились. Ее звали Надя, она была из Сумской области, Кролевецкого района, села Мутин. Родилась в 1923 г. Перед войной окончила Кролевецкий медицинский техникум, работала фельдшером на сахарном заводе, с началом войны была призвана в армию, потом направлена в Москву, откуда ее осенью 1941 г. направили в эвакогоспиталь №4110, который находился в поселке Курорт Боровое в 30 километрах от города Щучинск, где она работала медицинской сестрой в терапевтическом отделении, на две ставки.

Они стали встречаться, а при выписке из госпиталя в конце декабря 1944 г. они ночью по замерзшему озеру (напрямую это было 18 км.), ушли на станцию г. Щучинск. Благо вещей у них особых не было. У нее – одно черное шифоновое платье в маленьком фельдшерском чемоданчике, а у него – полевая сумка и кобура от пистолета, набитая бинтами, так как рана гноилась и требовала ежедневной перевязки. Находившиеся в госпитале на излечении офицеры собрали для них на дорогу денег, а выписавшиеся из госпиталя помогли приобрести для Нади билет до станции Ичня Черниговской области, где жила ее сестра Катя.

В Петропавловске-Казахстанском им предстояла пересадка, где те же офицеры и у военного коменданта помогли закомпостировать железнодорожный билет для Нади, так как несмотря на штамп в паспорте об ее увольнении с работы в госпитале, у нее не было пропуска, без которого выдача ей билета не разрешалась. Этот пропуск ему с большим трудом удалось получить на нее в тот же день в областном управлении НКВД г. Челябинска. С получением пропуска спокойно уже ехали с Надей даже через Москву.

Проверки были частыми. Пропускной режим был очень строгим, и без пропуска довезти Надю к ее сестре в Ичню было бы невозможно. По приезду в Ичню 30 декабря 1944 г. отпраздновали свою свадьбу, Надя сразу же устроилась там на работу на военную базу фельдшером, а Владимир Семёнович уехал в Брянскую область к своим родителям, откуда 5 января 1945 г. райвоенкоматом был вызван на военно-врачебную комиссию, после которой по пути на 1-й Украинский фронт заехал в Ичню и официально оформил свои отношения с Надеждой (по паспорту Анастасией) Петровной Ильиной, ставшей теперь Туровой.

После окончания войны служил в военной комендатуре г. Лигниц (Польша), где располагался штаб Северной группы войск под командованием Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского.

Они жили с Надей без проблем. Постоянно помогали его и ее родителям, его братьям и ее сестрам. В мае 1946 г. в г. Бреслау родился сын Александр.

В 1948 г. Туров поступил в Ленинградскую высшую офицерскую школу, которую окончил с отличием и был направлен в г. Барановичи в 10 отдельный аэродромно-строительный полк, численность которого была 5500 чел. рядового и сержантского состава. Из г. Барановичи осенью 1949 г. полк передислоцировался в Мурманскую область и располагался в четырех гарнизонах области, в т.ч. в Мурманске и Североморске, где в г. Мурманске родился второй сын Владимир. В 1950 г. часть этого полка передислоцировалась в г. Пярну (Эстония, потом в г. Рига, г. Таллинн) и оттуда уже в 1954 г. воинская часть передислоцировалась в закрытый гарнизон Владимировка (ныне Ахтубинск) Астраханской области, а тогда он числился как «Москва-400», переведен был по службе в Капустин Яр (тоже Астраханской области), в 1957 г. получил новое назначение и снова переехал во Владимировку, а в 1958 г. был направлен на мыс Шмидта (Чукотка), откуда по болезни в 1961 г. уволился из армии.

Перед его увольнением были предложены города, в которых он с семьей мог сразу же вселиться в квартиру: Пушкин – под Москвой, Калинин – под Москвой, Калининград, Пятигорск, Алма-Ата, Ташкент, Ашхабад. Но он выбрал Сталинград и выполнил свое обещание, данное еще в грозные дни боев 1942 г. под Сталинградом, где и живет до настоящего времени.

Здесь в 1998 г. похоронил свою верную подругу, любимую Надежду Петровну, а через шесть месяцев от сахарного диабета умер младший сын Владимир, оставив после себя двоих сыновей – Владимира и Сергея, которые живут в Волгограде. У старшего сына Александра тоже сын и тоже Александр, а у него уже правнук, тоже Александр, заканчивает первый класс. Это самый младший мой правнук. Самая старшая правнучка – Алинка, ей уже 19 лет, потом Олег – ему 17 лет, Никита – 12 лет. Все они живут в Волгограде.

Перечень источников:

• Интервью с В.С. Туровым;
• Материалы из семейного архива В.С. Турова;
• Материалы Народного музея «Боевой и трудовой славы тракторозаводцев» ГКОУ «Волгоградский лицей»;
• Воспоминание однополчан;
• Документы из военного архива города Подольска Московской области;
• Рассказ председателя Совета Ветеранов 51-ой армии Крыма, почетного ветерана Украины, заслуженного учителя Крыма Сафоновой С.И.
• Беседа с однополчанином из Крыма - ветераном 51-ой армии, ковалером двух орденов Славы, почетным ветераном Украиной и города Симферополя Робок И.И.

 Список литературы:

• А.С. Вульфович, О.И. Савонина, О.В. Абрамова, Ф.Л. Дубов. Туров В.С. Чтобы помнили... - Волгоград: Лицей, 2011